Уже давно всех сильных мира, Кто обретал большую власть, Она губительно слепила, Как помрачения напасть. Дерзали мнить себя богами, Иль представлять их на земле, Страдая теми же грехами, Что и простые люди все. Ничто не стало исключеньем, Для очень древнего греха: Венчалась гордость помраченьем … И было так во все века. Менялось только облаченье И звались титулы скромней, Но оставалось вновь стремленье, Быть всех святее и сильней. И император византийский, Не победил лукавый грех: Считал Лев третий Исаврийский, Себя священником для всех. И перед Папою хвалился, Ничем не ниже, что его И так в гордыне утвердился, Что гнал и Бога Самого. Уничтожал Его иконы И фрески в храмах удалял, И издавал в стране законы, В которых ересь утверждал. И первой снял Христа икону, С великих храмовых ворот И по зловерному закону, Судил бунтующий народ. Аравитян, Лев внял злочестью, Царю которых, иудей, Пророчил будто, с сладкой лестью, Что сорок лет пребудет сей … И подчинит, что многих троны И победит в любой войне, Коль христианские иконы, Все истребит в своей стране … Исполнив Свыше Божью волю, Земным кумирам не служить, Ничем, что связанно с землёю, Душой ничуть не дорожить. И Лев пророчеством прельстился, Величья жаждя всей душой И ею быстро помрачился, Не понимая путь святой. Явил Господь пред ним знаменье, Дав зреть, что может натворить - Из моря пламя изверженье, Вокруг всё начало губить. Но объяснил то Божьим гневом, Царь, на поклонников святых … Считая лики их, примером, Нечистых идолов земных. Тогда нашла с востока туча, Никеи против, сарацин, Неся ей гибельную участь И поругание святынь. И взяли град они в осаду, Ведя бои со всех сторон И оставалось только граду, Издать последний к Небу стон. Но Константин, защитник-воин, Что Льву зловерному служил И был злой ересью опоен, Вину на лики возложил. Считая бедствия виною, В Никее множество икон. И камень дерзкою рукою, В икону Девы бросил он. И образ попирал ногами, Упавший по его вине: Сражался будто бы с врагами, В слепом озлобленном уме. А ночью перед ним предстала, Мать Божья в сокровенном сне И кротко воину сказала: "Как храбро сделал зло ты Мне?! Сражался ты с врагами словно, Но только не в густом бою … И злое, сделал безусловно, И на главу, особ свою." И утром, распалённый штурмом, На стену воин лишь взбежал, Как камень, ввысь летевший с шумом, В "слепую" голову попал. И мёртвым пал "храбрец" несчастный, С высокой каменной стены, За "подвиг" мерзкий и ужасный, По вдохновенью сатаны. А город, ликами хранимый, Которых чтили в граде том, Остался тьмой неуязвимый, Как крепкий неприступный дом. Хотя и множество пленили, Войной довольные враги: Добычи много уносили И мало потерять смогли. Была то Божия заслуга И вразумленье для царя: Его, что ереси потуга, Погибнет начатая зря. Так Матерь Божья показала, Слепая вера, как вредна И как гордыня ум сковала, И довела до ада дна. И был тот случай в подтвержденье, Покрова в бедах образов И лика Девы в прославленье, Собором всех святых отцов.
* * *